Да будет предметом речи нашей Петр, сын Ионы. Когда Бог и Спаситель наш возшел на небеса, имея колесницею облако, в виду апостолов, – сей муж принялся за проповедь Евангелия: и, прежде других сотоварищей по епископству, отверзши уста, смело выступил против народов, возстававших на благочестие и явился мудрым проповедником – среди язычников и Израиля, не смотря на то, что язычники точили зубы и были исполнены ярости (против всякого), кто назвал бы Исуса. Но он, пламенея духом… привлек к себе слушателей, – не десять и не сто, не трижды или пять раз столько, но три тысячи мужей, – полноту Церкви, целый народ, достаточный для того, чтобы изумить неприятелей, от коих они все вдруг отделились…Вот каков Петр, готовый смело говорить в речи перед народом о тайне Евангелия, неустрашимый, разумный, – ободрение для своих и страх для противников.
И такая легкость и благодать к врачеванию была присуща ему, что никто из больных, пришедши к нему, не возвращался обманутым в надежде, но целым и здравым отходил домой. Об этом апостоле записано и нечто такое, чего ни о ком другом не сказано, что родственники и домашние больных выносили их на улицу на кроватях, «дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них».
Петр первым призван был, и тотчас повиновался. Петр первый между христианами пренебрег мирскими вещами и, презрев все низменное, перешел к духовному и премирному. А может быть, кто-нибудь из называющих треблаженного бедным и неизвестным скажет: что же такое он оставил? чего такого лишил себя? – Всего, что имел, о человече! для каждого велико то, чем он владеет. Одинаковым пред Богом является как тот, кто оставил колесницы, так и тот, кто пренебрег ослом; ибо что для богача четверня коней, то для бедняка дешевый вьючный осел. Одинаково нестяжателен и кто оставил стол серебряный, и кто – деревянный, дешевый: так же точно – кто – многолюдное село и кто – маленький садик, кто – шитую золотом одежду и кто – обветшавший хитон. Ведь не по количеству и качеству отдаваемого судит Бог раздаяние и человеколюбие, но ценит произволение дающего.
Так вот, услышав этот голос, (Петр) не стал проводить житие свое в беспечности и не возлюбил жизнь, чуждую опасностей: но обходя всю вселенную, открывал Христа слепотствующим, с одной стороны руководя блуждающих, с другой – поощряя приобщившихся благочестия, ведя борьбу с врагами, утешая близких, претерпевая гонения, перенося тяготы темниц, многообразно подвергаясь опасностям за Евангелие.
По прошествии же времени, достигши Рима, восшел к Царству Небесному. Ибо Нерон, воспылав гневом, – оставляет все другие роды казней и решает пригвоздить треблаженнаго к кресту: так что не только в хождении по морю Петр является подражателем Господа, но и в повешении на древе. Однако, как богобоязненный и мудрый, он и во время предсмертных мук зная, какое отличие Господа от раба, об одной милости просил врагов (своих), чтобы не в одинаковом (со Христом) виде прибили его к древу, но чтобы голову пригвоздили к той части креста, которая обращена к земле; ибо недостойно даже в страдании рабу получить равное с Владыкою. Сказал и – получил, чего желал, и через крест отошел к Распятому и Воскресшему, сам увенчавшись мученическим венцем, а нам оставив повод к нынешнему празднику.
Другой апостол — Павел божественный — велегласная труба Евангелия, сначала жестокий ненавистник христиан, а впоследствии – сильнейший защитник Церкви; позднее (других) апостолов он был возрожден благодатию и по времени занимал второе место среди учеников Христа, по достоинству же добродетели был равен (им).
И когда он приобщился истины и опытом познал, что Христос живет, существует и царствует над всем, а не погублен смертию, не украден учениками; то тотчас перешедши от закона к Евангелию, всем стал возвещать Богом Христа, Котораго вчера и недавно поносил злословиями, – и стал (теперь) таким же поборником, каким (прежде) был врагом, – сильным в том и другом случае.
Когда еще многие, хотя и были христианами, недостаточно чисто жили по Евангелию, но двоедушествовали и иногда даже употребляли обрезание, дабы отчасти делая угодное евреям, смягчить их гнев: он один с непреклонным убеждением учил не допускать никакой уступчивости, и вслух всех громко провозглашал свое слово, и дошел до такой свободы мысли, что однажды, когда Галаты, по собственному легкомыслию и небрежности учителей, снова стали переходить к жизни подзаконной, – он, пиша к ним дивное послание, коснулся в своей речи самого главы апостолов, и, решительно противостав Петру, упрекал его за то, что он искажает новый образ жизни привнесением старых установлений: и даже не устыдился ни седины старца, ни старейшинства в апостольстве, когда видел, что истина подвергается опасности; но как против Галатов он сильно возстал, так и Петра сильно поразил, растворив, как и следовало, дерзновение благопристойностью.
Если же где, встретившись с злыми нравами и претерпевал он какую-нибудь беду – заключение ли в темницу, получение ли ран, побиение ли камнями, то не ослабевал в усердии из-за приключившегося несчастия, но немного спустя опять приближался к врагам, и опровергая их речи и изобретая способы (для исполнения своих) предприятий, весьма искусно при этом приспособляясь к встречающимся потребностям, всегда уходил, убедивши или всех, или многих. Так, нисколько не заботился он о теле; но взирая на цель высшего призвания, отважно боролся, переходя из страны в страну, из города в город, подвизаясь в трудах на суше, противостоя опасностям на море, витийствуя вразумительно перед мятущимся народом, защищаясь перед гневными судьями; евреев приводя к познанию Христа при помощи чтимых у них Писаний, эллинов склоняя внешними доводами и неписанными законами природы, христиан укрепляя.
Всегда и постоянно с усердием занимаясь проповедью и служа Евангелию, он ни от кого не брал в дар даже и хлеба; но днем имел борьбу с безчисленными врагами, ночью же – нож, кожи и занятие своим ремеслом, чтобы этим добыть себе пропитание, и для всех явиться апостолом необременительным, проповедником безмездным, отказывающимся даже от хлеба угощающих.
Это слово послушаем, о иереи, – которые не только часть получаете от алтарей, но и богатеете от них, и роскошествуете, и делаете священный избыток собственным стяжанием, грубо распоряжаясь послушными Христа ради, как рабами. Священство не есть властвование, а скорее – рабство для того, кто понимает его; это – не сан начальнического самоволия, а служение богобоязненному домостроительству. Ужели не имел власти дивный Павел вкушать и пить от священных приношений, и хоть малое вознаграждение брать за бесчисленные труды – для поддержания постоянно подвергавшегося побоям тела? Но он не воспользовался этой властью, дабы, ничего не получив на земле, все сберечь для неба.
После того, как исходил он всю вселенную, достиг он Рима, как царствующего града. Нашедши же и Петра здесь, и соединившись в некую священную и боговдохновенную чету, учил он подзаконных в синагогах, а язычников присоединял на площадях: и разнообразным был он учителем благ, раскрывая познание Бога чистое и неложное, давая в закон точные правила нравственной добродетели, изгоняя далеко от людей пляски и пьянство и всякое вообще необузданное сладострастие, которому чрезмерно подвержен был и народ весь и царь тогдашний. Сильно тронуло Нерона введение превосходнейшего целомудренного образа жизни. Одну положил он себе заботу, как бы истребить из города учителя благочестия и целомудрия. И поревновав Ироду в этой мысли, заключает апостолов в темницу, как тот – Иоанна; и имея по сходству другую Иродиаду, – необузданное и сладострастное настроение, искавшее главы Петра и Павла, – обоих увенчал он венцем мученическим, одного пригвоздив к дереву, у Павла же отсекши голову, а нам и (всему) миру оставив страдание святых, поводом для торжества и столь великого праздника.
И такая легкость и благодать к врачеванию была присуща ему, что никто из больных, пришедши к нему, не возвращался обманутым в надежде, но целым и здравым отходил домой. Об этом апостоле записано и нечто такое, чего ни о ком другом не сказано, что родственники и домашние больных выносили их на улицу на кроватях, «дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них».
Петр первым призван был, и тотчас повиновался. Петр первый между христианами пренебрег мирскими вещами и, презрев все низменное, перешел к духовному и премирному. А может быть, кто-нибудь из называющих треблаженного бедным и неизвестным скажет: что же такое он оставил? чего такого лишил себя? – Всего, что имел, о человече! для каждого велико то, чем он владеет. Одинаковым пред Богом является как тот, кто оставил колесницы, так и тот, кто пренебрег ослом; ибо что для богача четверня коней, то для бедняка дешевый вьючный осел. Одинаково нестяжателен и кто оставил стол серебряный, и кто – деревянный, дешевый: так же точно – кто – многолюдное село и кто – маленький садик, кто – шитую золотом одежду и кто – обветшавший хитон. Ведь не по количеству и качеству отдаваемого судит Бог раздаяние и человеколюбие, но ценит произволение дающего.
Так вот, услышав этот голос, (Петр) не стал проводить житие свое в беспечности и не возлюбил жизнь, чуждую опасностей: но обходя всю вселенную, открывал Христа слепотствующим, с одной стороны руководя блуждающих, с другой – поощряя приобщившихся благочестия, ведя борьбу с врагами, утешая близких, претерпевая гонения, перенося тяготы темниц, многообразно подвергаясь опасностям за Евангелие.
По прошествии же времени, достигши Рима, восшел к Царству Небесному. Ибо Нерон, воспылав гневом, – оставляет все другие роды казней и решает пригвоздить треблаженнаго к кресту: так что не только в хождении по морю Петр является подражателем Господа, но и в повешении на древе. Однако, как богобоязненный и мудрый, он и во время предсмертных мук зная, какое отличие Господа от раба, об одной милости просил врагов (своих), чтобы не в одинаковом (со Христом) виде прибили его к древу, но чтобы голову пригвоздили к той части креста, которая обращена к земле; ибо недостойно даже в страдании рабу получить равное с Владыкою. Сказал и – получил, чего желал, и через крест отошел к Распятому и Воскресшему, сам увенчавшись мученическим венцем, а нам оставив повод к нынешнему празднику.
Другой апостол — Павел божественный — велегласная труба Евангелия, сначала жестокий ненавистник христиан, а впоследствии – сильнейший защитник Церкви; позднее (других) апостолов он был возрожден благодатию и по времени занимал второе место среди учеников Христа, по достоинству же добродетели был равен (им).
И когда он приобщился истины и опытом познал, что Христос живет, существует и царствует над всем, а не погублен смертию, не украден учениками; то тотчас перешедши от закона к Евангелию, всем стал возвещать Богом Христа, Котораго вчера и недавно поносил злословиями, – и стал (теперь) таким же поборником, каким (прежде) был врагом, – сильным в том и другом случае.
Когда еще многие, хотя и были христианами, недостаточно чисто жили по Евангелию, но двоедушествовали и иногда даже употребляли обрезание, дабы отчасти делая угодное евреям, смягчить их гнев: он один с непреклонным убеждением учил не допускать никакой уступчивости, и вслух всех громко провозглашал свое слово, и дошел до такой свободы мысли, что однажды, когда Галаты, по собственному легкомыслию и небрежности учителей, снова стали переходить к жизни подзаконной, – он, пиша к ним дивное послание, коснулся в своей речи самого главы апостолов, и, решительно противостав Петру, упрекал его за то, что он искажает новый образ жизни привнесением старых установлений: и даже не устыдился ни седины старца, ни старейшинства в апостольстве, когда видел, что истина подвергается опасности; но как против Галатов он сильно возстал, так и Петра сильно поразил, растворив, как и следовало, дерзновение благопристойностью.
Если же где, встретившись с злыми нравами и претерпевал он какую-нибудь беду – заключение ли в темницу, получение ли ран, побиение ли камнями, то не ослабевал в усердии из-за приключившегося несчастия, но немного спустя опять приближался к врагам, и опровергая их речи и изобретая способы (для исполнения своих) предприятий, весьма искусно при этом приспособляясь к встречающимся потребностям, всегда уходил, убедивши или всех, или многих. Так, нисколько не заботился он о теле; но взирая на цель высшего призвания, отважно боролся, переходя из страны в страну, из города в город, подвизаясь в трудах на суше, противостоя опасностям на море, витийствуя вразумительно перед мятущимся народом, защищаясь перед гневными судьями; евреев приводя к познанию Христа при помощи чтимых у них Писаний, эллинов склоняя внешними доводами и неписанными законами природы, христиан укрепляя.
Всегда и постоянно с усердием занимаясь проповедью и служа Евангелию, он ни от кого не брал в дар даже и хлеба; но днем имел борьбу с безчисленными врагами, ночью же – нож, кожи и занятие своим ремеслом, чтобы этим добыть себе пропитание, и для всех явиться апостолом необременительным, проповедником безмездным, отказывающимся даже от хлеба угощающих.
Это слово послушаем, о иереи, – которые не только часть получаете от алтарей, но и богатеете от них, и роскошествуете, и делаете священный избыток собственным стяжанием, грубо распоряжаясь послушными Христа ради, как рабами. Священство не есть властвование, а скорее – рабство для того, кто понимает его; это – не сан начальнического самоволия, а служение богобоязненному домостроительству. Ужели не имел власти дивный Павел вкушать и пить от священных приношений, и хоть малое вознаграждение брать за бесчисленные труды – для поддержания постоянно подвергавшегося побоям тела? Но он не воспользовался этой властью, дабы, ничего не получив на земле, все сберечь для неба.
После того, как исходил он всю вселенную, достиг он Рима, как царствующего града. Нашедши же и Петра здесь, и соединившись в некую священную и боговдохновенную чету, учил он подзаконных в синагогах, а язычников присоединял на площадях: и разнообразным был он учителем благ, раскрывая познание Бога чистое и неложное, давая в закон точные правила нравственной добродетели, изгоняя далеко от людей пляски и пьянство и всякое вообще необузданное сладострастие, которому чрезмерно подвержен был и народ весь и царь тогдашний. Сильно тронуло Нерона введение превосходнейшего целомудренного образа жизни. Одну положил он себе заботу, как бы истребить из города учителя благочестия и целомудрия. И поревновав Ироду в этой мысли, заключает апостолов в темницу, как тот – Иоанна; и имея по сходству другую Иродиаду, – необузданное и сладострастное настроение, искавшее главы Петра и Павла, – обоих увенчал он венцем мученическим, одного пригвоздив к дереву, у Павла же отсекши голову, а нам и (всему) миру оставив страдание святых, поводом для торжества и столь великого праздника.